А дело не в том, что судьба так хотела,
но в том, что, уставясь во тьму,
сам Бог прививал мое горькое тело
к сладкому - твоему.
Беспечный художник, веселый садовник -
все руки в прозрачной крови -
садовник, взалкавший плодов бесподобных
понятно чего: любви.
Не будем спешить, нас пока еще двое,
и рана покуда болит,
но страшная, дикая сила прибоя,
слышишь, уже бурлит,
и быть уже скоро свирепому шторму - думает Божество.
И губы мои уже приняли форму
имени твоего.