ХВБ+ПВ, 58 - 13 сентября 2010 09:52

[I][B]Лёшкина любовь. Нужда [/B][/I]

Лешка уже полдня сидел на полу у кабинета директора. По крайней мере, ему так казалось. В кабинете шло разбирательство: директор, завуч, старшая пионервожатая, математичка и мама. Соньки не было - "чтоб не травмировать психику бедной девочки лишний раз", заявила ее мамаша. Эх, была б она мальчишкой, он бы давно накостылял жирной ябеде по полной. А так что - сначала долго стоял в кабинете, его стыдили, мама ровным усталым голосом (ох он не любит, когда у нее такой голос) объяснялась за него, а он бормотал "Я не нарочно" и "Извините". Потом его выставили за дверь.

В школе пусто: суббота, четыре часа дня. С двух сторон в рекреации лестницы: одна на спуск, другая на подъем - обе сторожиха заперла в полчетвертого на ключ. Так что осталась только одна маленькая лестница в конце коридора - от столовой к гардеробу. Куртку из гардероба Лешка забрал, когда тетя Паша сказала, что ей домой пора. Теперь вот сидит на ней на полу, смотрит, как в луче света пылинки пляшут, думает: а что если взять мамину баночку из-под шампуня (удобную, цилиндрическую), а в головку вставить иголку от шприца (Качар даст, у него мама-медсестра), то ведь такая брызгалка, пожалуй, и стрелять будет дальше, и целкость будет лучше. Вот тогда он из-за угла настигнет Соньку прямо в наглые глаза, а сам успеет удрать...

- Выставили? - Лешка вздрогнул. Перед ним стояла Юля Соболева, девчонка из его класса. Одета по-домашнему: в бордовый вельветовый сарафан и белую блузку с жабо. Прямо у него перед носом ее ноги в белых колготках, собравшихся под коленками в гармошку и коричневые ботинки на молниях.
- Угу.
- А я тебе хотела сказать, Алеша, что ты молодец. Правильно ты эту задаваку подстрелил! Подумаешь, мама - учительница!
Лешка поднял голову. Юлина голова плыла над воротником стойкой, зачем-то обшитым какой-то торчащей фигней (мы-то знаем дамы, что это гофрированная рюшечка называется), освещенная золотистым солнечным светом. Карие глаза улыбались, передние зубки закусили верхнюю губу, а пышные каштановые локоны были завязаны в два хвостика. Челку удерживали несколько заколок в виде земляничек, божьих коровок и незабудок. У Лешки заныл желудок.

- Делов-то. Па-а-думаешь, - сказал он и поднялся с пола.
- Ой! Смотри - курточку совсем запачкал. Дай отчищу.
- Не....
- Да давай. - Она несколько раз хлопнула ладошкой по болонье, покачала головой и сказала: - Нет, так не получится, надо с водой. Пойду в туалет, почищу.
Лешка побрел за ней, сам не понимая, зачем это делает.

- Ты куда? Я ж в девчачий, - засмеялась она, - тебе нельзя туда. - И побежала в дальний угол рекреации. Перед дверью остановилась, оглянулась, погрозила пальцем, и скрылась внутри. Лешка стоял, а эхо от ее топочущих ножек еще звенело у него в ушах. Прошла минута, или пять, или полчаса - он не понимал, и Юля появилась, неся в руке его старую синюю куртку, аккуратно свернутую подкладкой наружу. Снова стук каблучков и эхо в пустом прогретом за день помещении.

- Держи. И больше так не делай никогда. Маму пожалей свою. Хотя вы, мальчишки, все такие неряхи, - она подправила лямочку сарафана.
- А ты что здесь делаешь? - выдавил Лешка.
- Я на музыке была, у Инны Игоревны,- внизу у раздевалки был кабинет, в котором учительница музыки давала получастные уроки игры на пианино. - Ну ладно, мне пора. Ты не бойся, все хорошо будет. Пока!
- Пока! - сказал Лешка и стал думать. Мысли у него были смутные, блуждающие, и сводились, в основном, к тому, что Юля похожа на красивую порхающую бабочку, и к тому, что она такая добрая - единственная его пожалела.

Мама вышла из кабинета и позвала его внутрь.

- Значит, так, - сказала директор, суровым голосом - В понедельник на общей линейке попросишь у Сони прощения перед всеми. Громким голосом и по-настоящему. За год - неуд. по поведению. И еще раз увижу в школе с любой вашей брызгалкой, палкой плювачей или пистолетом с пистонами - выгоню, не посмотрю на заступников из горроно. Вот пусть они тебе подходящую школу подбирают. Понял?
- Угу.
- Это что за "угу"? Отвечай членораздельно! Понял?
- Понял.
- Можете быть свободны.

Мама вежливо попрощалась со всеми, улыбнувшись каждой, даже противной Сонькиной мамаше, и, не огладываясь, пошла по коридору к выходу. Лешка плелся за ней. Уже на улице мама наклонилась к нему, взъерошила волосы и шепнула на ухо: "Эх ты, презренный еврей... Придется тебе в июне с папой все парты в школе выкрасить". Лешка рассеяно подумал, что красить парты - ерунда, а вот, интересно, у Юли волосы действительно такие золотистые или в них просто так свет отражается? наверное, гладкие, мягкие, вот бы потрогать...

Мама больше о Лешкином проступке с ним не разговаривала - у нее было твердое правило: наказание назначено, разговорам конец. А вот отец долго ругал, стыдил, а потом сказал:
- Придется на работе отгулы брать. Получка маленькая будет в июне. Так что, Алексей, с сегодняшнего дня и до самых каникул не будет тебе никаких карманных денег!

• 
• 
•